Михаил Кожухов: По следам Крузенштерна

Текст, фото: Михаил КОЖУХОВ

Первая русская кругосветка завершилась более двух веков назад — и, конечно, мир за это время стал совсем иным. Но среди мест, где побывали команды шлюпов «Надежда» и «Нева», есть и настоящие «края света» — такие, где за двести лет мало что изменилось. Сюда мы и отправились, чтобы увидеть их своими глазами — а заодно вспомнить захватывающую историю первого русского плавания «кругом света». (Discovery)

Для капитанов «Надежды» и «Невы», Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского, это плавание стало проверкой на прочность. Испытывало их не только море — в истории первой русской кругосветки довольно было и дипломатических интриг, и человеческой подлости, и крупных ссор, которые запросто могли кончиться тюрьмой, в том числе и для самого Крузенштерна.

Среди тех, кто вышел в море под парусами шлюпа «Надежда», которым командовал Крузенштерн, были не только профессиональные моряки. Кстати, их Иван Фёдорович предпочел набрать из числа своих соотечественников. Ему настоятельно советовали нанять нескольких иностранных матросов. «Но, — писал Крузенштерн, — я, зная преимущественные свойства российских, коих даже английским предпочитаю, совету сему последовать не согласился». Единственными иностранцами на борту «Надежды» были ученые — естествоиспытатели Тилезиус и Лангсдорф, доктор медицины Лабанд и астроном Горнер.

Все офицеры на кораблях тоже были русскими, причем среди них встречались любопытнейшие персонажи. Например, граф Фёдор Толстой, который по возвращении из кругосветки получил прозвище «Американец». 21-летний Толстой, успевший на суше стяжать славу заядлого картежника, задиры и дуэлянта, ступив на палубу «Надежды», не оставил своих привычек. Рассказывали, как он подпоил корабельного священника и «опечатал» его бороду сургучом — а после заставил остричь бороду, внушив ему, что целостность «казенной печати» нарушать нельзя. Или еще случай — в один прекрасный день Крузенштерн, вернувшись в свою каюту, увидел, что за его столом сидит орангутан и методично заливает чернилами капитанские тетради. Оказалось, что обезьяну в каюту притащил Толстой — и показал ей, как именно стоит обращаться с бумагами и чернильницей. Фокусы свои он выкидывал, вероятно, со скуки — на корабле у неугомонного юноши, входившего в состав свиты дипломата Николая Резанова, не было никаких обязанностей. Но толстовского чувства юмора Крузенштерн не оценил: капитан не раз помещал графского отпрыска под арест, а потом высадил его от греха подальше на Камчатке. Вместе с орангутаном — который, по слухам, окончил свои дни в графском желудке.

Вернувшись домой, Толстой всякий раз потчевал слушателей новой версией своих приключений. Достоверно известно лишь то, что прибыл в Петербург он по суше, через Дальний Восток, Сибирь, Урал и Поволжье, а из этого вояжа в качестве сувенира привез на собственном теле татуировки, которыми любил при случае похвастаться. Не ясно даже, побывал ли он в действительности в Америке или путешествие по Аляске — лишь плод его бурной фантазии.

***

Как мы все помним, первое в истории человечества кругосветное плавание совершил Фернан Магеллан в XVI веке. Русским же морякам обогнуть земной шар удалось лишь триста лет спустя. Впрочем, до того, как корабли Крузенштерна и Лисянского провели три года, с 1803-го по 1806-й, в трех океанах, Россия неоднократно предпринимала попытки пуститься в кругосветку. Первый план был разработан в 1732 году — сенаторы, обсуждавшие, каким путем лучше отправить экспедицию Витуса Беринга на восток, получили в свое распоряжение проект Адмиралтейской коллегии. Адмирал Николай Головин предложил достичь Камчатки по морю «кругом света». Но даже аргумент, что «в один такой путь могут офицеры и матросы обучиться более, нежели при здешнем море в десять лет», не убедил сенаторов — и они обрекли Беринга на десятилетнее сухопутное странствие до Охотска.

Еще одной попытке проплыть «около всего света», предпринятой уже в екатерининские времена, помешала война со Швецией — на которой и принял свое боевое крещение Иван Крузенштерн. 17-летний выпускник Морского кадетского корпуса в Кронштадте был произведен в мичманы 74-пушечного корабля «Мстислав». А его капитаном был Григорий Муловский — именно он и должен был руководить несостоявшейся кругосветкой из Балтики в Африку, затем к берегам Австралии и к «российским землям в Старом и Новом Свете». Спустя год после их знакомства, летом 1789-го, Муловский погиб в бою — но мысль о кругосветке уже завладела умом Крузенштерна.

Свою подпись под проектом кругосветного плавания, которое Крузенштерну выпало возглавить самому, Иван Фёдорович поставил «генваря 1-го числа 1802 года». В роли «титульного спонсора» экспедиции выступила Российско-американская компания, однако Александр I позволил поднять на мачтах «Невы» и «Надежды» военно-морские флаги. 7 августа 1803 года парусники, подгоняемые легким попутным ветром, покинули Кронштадтский рейд и вышли в открытое море. 71 человек на «Надежде», 53 на «Неве», самые современные хронометры, секстанты и прочие навигацкие ухищрения — экспедиция была укомплектована неплохо, хотя и второпях. Посетив Копенгаген и английский Фаламут, приняв первое штормовое крещение, «Нева» и «Надежда» бросили якоря у Канарских островов.

Канары не глянулись Ивану Фёдоровичу. Вот что написал он в своем дневнике: «Нищие, покрытые рубищами и носящие на себе знаки всех отвратительных болезней, наполняют улицы вместе с развратными женщинами и монахами… Инквизиция господствует здесь с великою строгостию. Для человека, свободно мыслящего, ужасно жить в таком месте, где злость Инквизиции и неограниченное самовластие Губернатора действуют в полной силе». Прибыв сюда спустя двести лет, мы застали совсем другую обстановку. Инквизицию, как известно, отменили; монахи сильно уменьшились числом — возможно, по причине еще большей распущенности нравов по сравнению с временами первого русского плавания кругом света. Теперь Канары — вальяжный курортный уголок, милый сердцу любого жаждущего пляжа и моря. Невероятно живописные вулканические пейзажи, мягкость температур, которые редко поднимаются выше 25 и опускаются ниже 20 градусов, — но Крузенштерн здесь надолго не задерживался, и мы не будем.

***

26 ноября 1803 года корабли пересекли экватор. По случаю входа в Южное полушарие «Нева» и «Надежда» салютовали пушками, а выстроившуюся на палубе команду переодевшийся морским владыкой матрос Павел Курганов поздравлял «с прибытием в южные нептуновы области с достаточным приличием». Обогнув мыс Горн — уже в новом, 1804 году, 3 марта, шлюпы экспедиции вышли в Тихий океан. Вскоре ветра и туманы развели «Неву» и «Надежду» в разные стороны — по уговору они должны были вновь встретиться на Нуку-Хиве, самом большом острове Маркизского архипелага. Но Лисянский решил зайти на всякий случай на остров Пасхи: вдруг «Надежду» занесло туда?

Остров Пасхи — один из тех затерянных в океане клочков суши, где за двести лет мало что изменилось. До ближайшего побережья — почти четыре тысячи километров. Небо, волны, вулканические кратеры и моаи — каменные статуи из базальта и туфа, благодаря которым остров стал известен на весь мир. Что успели за это время экспортировать на Рапа-Нуи белые — так это любовь к бюрократии. Сегодня первое, что можно увидеть в аэропорту Матавери, — уведомление о том, что разрешение на фото- и видеосъемку в здешнем национальном парке следует получать за месяц.

«Недавно тут поймали суперпопулярную чилийскую телепрограмму, которая снимала без разрешения, — предупредила меня на ресепшене отеля девушка по имени Кони. — Они заплатили штраф — 15 тысяч долларов. Единственное, что можно сделать, — дождаться ближайшего рабочего дня, поехать в администрацию парка и попытаться уговорить их продать разрешение». Выручил меня местный житель по имени Мартин — высокий, курчавый и смуглый, как все полинезийцы, владелец одного из отельчиков острова. Он сопровождал меня от моаи к моаи — и когда откуда-нибудь появлялся представитель национального парка, ласково обнимал его за плечо, что-то говорил по-рапануйски, и можно было снимать.

***

Следующая остановка — Нуку-Хива. Здесь, как и было условлено, «Нева» и «Надежда» встретились вновь, пробыв на острове с 25 апреля по 7 мая 1804 года. Как и остров Пасхи, Нуку-Хива считает себя концом света, самой удаленной от остального мира земной твердью. Отсюда до ближайшей большой земли, Таити — полторы тысячи километров. Здесь три с половиной деревни, одна из них, Таиохаэ, имеет статус столицы. На всю Нуку-Хиву — всего-то 2700 душ (на Пасхе, для сравнения, в два раза больше), среди которых десятка три французов, включая жандармов, присылаемых из Парижа, остальные — местные. Жители занимаются в основном производством копры и выращивают фрукты — что не требует больших усилий: на острове плодоносят даже телеграфные столбы. Сегодняшние островитяне с виду довольно мирные. А вот двести лет назад обстановка здесь была более напряженной. Крузенштерн в своем дневнике не жалел черных красок: «Во время голода убивает муж жену свою, отец детей, взрослый сын престарелых своих родителей, пекут и жарят их мясо и пожирают с чувствованием великого удовольствия. Даже и самые нукагивки, во взорах коих пламенеет любострастие, даже и оне приемлют участие в сих ужасных пиршествах!.. Одна только боязнь удерживает их убивать и пожирать приходящих к ним мореходцев».

Теперь островитяне человечине предпочитают козлятину. Более того, потомки людоедов убеждены, что первых коз на остров привез и оставил в подарок Иван Фёдорович Крузенштерн. И будто бы потом подаренные им козы расплодились до такой степени, что заполонили весь остров. Конечно, это домыслы. На девятый месяц плавания экипажи «Невы» и «Надежды» испытывали острую нехватку мяса — и уж конечно не стали бы дарить дефицитную скотину первым встречным людоедам. Более того, именно из-за отсутствия мясной пищи военные моряки вдрызг рассорились с плывшим на «Надежде» высокородным «пиджаком» — камергером Николаем Резановым.

Этот человек сыграл ключевую роль в организации экспедиции: его прошение от имени Российско-американской компании решило дело. Александр I возложил на Резанова миссию установить дипломатические отношения с Японией, вот уже 150 лет находившейся в полной международной изоляции. В Санкт-Петербурге посланник получил инструкцию, согласно которой военно-морские суда поступали в его полное распоряжение, что противоречило всем традициям флота и здравому смыслу. И точно такую же инструкцию получил Крузенштерн — выходило, что у экспедиции не один, а два начальника! В том, насколько широки его полномочия, Резанов признался только в Бразилии, куда «Нева» и «Надежда» заходили перед тем, как направиться к мысу Горн. Сохранилось письмо Ивана Фёдоровича правлению Российско-американской компании, где он описывает положение вещей предельно конкретно: «Ежели бы угодно было Главному Правлению лишить меня команды всей экспедиции, то быв подчинен Резанову, полезным быть не могу, бесполезным быть не хочу». На конфликт интересов наложилось и то обстоятельство, что Крузенштерну и Резанову пришлось многие месяцы соседствовать в одной шестиметровой каюте… Постоянные стычки в конце концов привели к тому, что капитан и камергер стали общаться при помощи коротких записок, а после очередного скандала Резанов закрылся в каюте — и не выходил из нее, покуда «Надежда» не добралась до Камчатки.

В Петропавловске Резанов обратился к камчатскому губернатору Павлу Кошелеву и потребовал ни много ни мало ареста Крузенштерна — как капитана взбунтовавшейся корабельной команды. Крузенштерн попросил устроить суд немедленно, и губернатору пришлось приложить немало усилий, чтобы помирить их. О том, что произошло дальше, мнения расходятся. Николай Резанов в своих записках утверждает, что капитан Крузенштерн принес покаянные извинения неуступчивому камергеру. А Крузенштерн в письмах свидетельствует, что все вышло ровно наоборот и это Резанову пришлось просить прощения у капитана «Надежды».

Пути двух кораблей вновь разошлись еще на Гавайях. Юрий Лисянский направил «Неву» на северо-запад, к берегам Аляски — открыв по пути необитаемый остров в составе Северо-Западных островов Гавайского архипелага, названный в его честь. Крузенштерн же повел свой корабль в Японию, чтобы доставить Резанова ко двору императора.

26 сентября 1804 года «Надежда» бросила якорь в заливе Нагасаки — заходить в гавань японцы русскому судну запретили. Самого Резанова поселили в крохотном домике на берегу, окруженном высоким забором и охраной. Только через полгода к посланнику явился сановник и передал ответ императора: потомок богини Аматэрасу посольство принять не может и никаких торговых дел с Россией иметь не хочет. Дипломатическая миссия была провалена по всем статьям… По возвращении в Петропавловск камергеру было предписано оставить экспедицию и следовать с инспекцией на Аляску, откуда в скором времени должна была возвратиться «Нева».

Крузенштерн же занялся исследованиями Сахалина — обойдя его с востока, он направил «Надежду» в китайский Макао. Туда, после трехмесячного перехода через весь Тихий океан, 4 декабря 1805 года прибыла и «Нева». Там был продан груз пушнины, добытый в Сибири и на Аляске, и — редкий случай в истории мореплавания — полученная капитанами выручка не только покрыла все расходы на кругосветную экспедицию, но и принесла прибыль!

Круг замкнулся 15 апреля 1806 года — оба корабля оказались на меридиане Петербурга, в водах Индийского океана. Задача обойти земной шар под российским флагом была выполнена. Капитанам и их командам предстояло возвращаться домой.

***

Еще один «край света», попавшийся Ивану Крузенштерну на его долгом пути, — остров Святой Елены. По иронии судьбы именно у берегов этого острова капитан узнал об обострившихся отношениях своей родины с Францией. Опасаясь нарваться на французскую эскадру, Иван Фёдорович повел корабль в обход Британских островов. Прибыл в Кронштадт он только 19 августа 1806 года — на две недели позже «Невы». Вернувшийся первым Юрий Лисянский поставил рекорд: он прошел из Китая до Англии без захода в порты за 142 дня на скудном запасе воды и провианта. Его в этом заслуга как капитана бесспорна, но… По сути, он бросил почти безоружную «Надежду», которой предстояло возвращаться домой в одиночку.

На Святую Елену я добирался практически маршрутом Крузенштерна — морем из Кейптауна. Другой дороги на остров сегодня по-прежнему нет. Пять суток перехода на судне Почтовой службы ее величества, которое носит то же имя, что и остров, — «Святая Елена». Оно неказисто с виду, но вполне удобно: это не сухогруз, не круизное судно — ему больше бы подошло определение Ноева ковчега. На борту «Святой Елены» всего человек 90, не считая экипажа и обслуги. Преобладают пожилые пары, но встречаются и другие персонажи — человек неопределенной национальности в плотной зеленой толстовке, финский юноша-лингвист с волосами ниже лопаток и с книгой в руках — несмотря на 35-градусную жару, он одет в костюмные брюки, партикулярную рубашку и лаковые туфли. Особняком держатся смуглокожие островитяне, продукт отчаянного смешения рас. За малейшей необходимостью им приходится отправляться в Кейптаун: там ближайший госпиталь, университет, большие магазины… Довершает этот морской интернационал группа тайских сварщиков, которых везут строить на Елене аэропорт.

Аэропорт обещают возвести к 2016 году, к юбилею прибытия на остров его знаменитого ссыльнопоселенца, и тогда на Елене начнется новая эра. Последнее судно английской почтовой службы совершит свой последний рейс, а его экипажу придется подыскать себе новую работу — в том числе второму механику Андрею Козлову. Да-да, и здесь, в Южной Атлантике, нет судна, на котором нельзя было бы обнаружить хоть одного русского моряка!

Остров Святой Елены не на каждой карте-то и найдешь. До него отовсюду далеко: до ближайшего африканского берега почти две тысячи километров соленой воды. Вся сегодняшняя жизнь острова связана с этим последним почтовым судном. Абсолютно всё, от фруктов до автомобилей, сюда доставляют морем. Судно приходит каждую неделю из Кейптауна, с ним приезжает и несколько десятков туристов, которые рассыпаются по острову и служат его обитателям единственным источником дохода. Для экономики острова этих денег, понятно, не хватает, и все нужды четырехтысячного населения оплачивает Англия. Оттуда же каждые пять лет сюда приезжает править своим народом назначаемый королевой губернатор, там же печатаются и деньги — они на острове особенные, хотя тоже называются фунтами.

Столицу островка, Джеймстаун, можно неспешным шагом пройти минут за десять. В ней три улицы, главная из которых так и называется — Главная. Здесь, как в деревне, все друг друга знают как облупленных, и считается неприличным пройти мимо, не поздоровавшись — пусть даже и с незнакомцем.

Несмотря на игрушечные размеры — 10 на 17 километров, — Святой Елене тоже хочется быть похожей на Англию. Здесь, как в Лондоне, есть свой Биг Бен — часы, которые отсчитывают неспешное местное время. Полицейские носят такую же форму, как и в городе на Темзе, но на этом сходство заканчивается. Даже язык, на котором говорят островитяне, вроде бы английский, но звучит так, что приходится по несколько раз переспрашивать, чтобы понять собеседника. И немудрено: население острова складывалось столетиями, как мозаика, из португальцев, африканских рабов, голландцев, торговцев из Азии. В результате получились смуглокожие и темноглазые «святоеленцы» — они так и говорят о себе: I am St. Helenian. У них заслуженная слава милых людей, которые неизменно рады гостям.

На Святой Елене всегда хорошая погода — столбик термометра редко поднимается выше 30 градусов и никогда не опускается ниже плюс 20. Такой климат злые языки называют «широтой лени». На острове всего три промышленных предприятия. На одном из них перерабатывают кофе с крошечной плантации, на другом делают ликер, а на третьем замораживают рыбу, которой полно в здешних водах. Сельское хозяйство не в почете: островитяне с серьезным видом рассказывают истории о том, что они-то, дескать, чего только не пробовали сажать, но злобная фруктовая муха начисто съедала весь урожай. Да и то правда: зачем сажать, если в назначенный день к островку причалит корабль и привезет все, что нужно?

Впрочем, скоро здесь все будет иначе. Святая Елена готовится к большим переменам. Маленький остров в большом океане лишится статуса совершенного края света — и произойдет это ровно через двести лет и одно десятилетие после того, как этот остров предстал перед глазами великого русского морехода Ивана Фёдоровича Крузенштерна.

Статья опубликована в журнале Discovery